ЛОВ СЕМГИ
из книги С.B.Максимова "Год на севере"
| Переход на страницу
1
2
3
4
5
6
|
3
Ранней весной, по возможности тотчас же после половодья,
когда уйдут все льды и речная вода войдет в свои берега, строят
эти заборы в реке Онеге (около волости Подпорожья); на Корельском берегу: в Поньгаме, в Керети; на Терском берегу: в Кандалакше, в Умбе, в Варзуге, в Поное. В Поньгаме встречается простой первообраз этих заборов: там неширокая речка перерезана
поперек заставой из хвороста и хвойных лапок, плотно прикрепленных к двум слегам — длинным бревнам, которые сходятся
между собой под углом. Вершина этого угла обращена в верхнюю
сторону реки, и только в одной вершине этой остается отверстие
(обе другие стороны плотно законопачены хвойными лапками
и хворостом). В отверстие это, в проход, в воротца (что все равно),
вставляется обыкновенно верша широким основанием своим. Верша
эта не иное что, как неправильной формы конус, составленный
из планок, оплетенных веревочными сетками. Внутри этой верши
привязывается в висячем положении так называемый язык —
ветка же (род колокола), обращенная основанием своим к основанию верши, а узким отверстием вершины своей, конечно, прямо
против вершины верши. Здесь язык укрепляется в висячем положении посредством веревок и употребляется в этом случае для
того, чтобы воспрепятствовать обратному выходу рыбы, успевшей
зайти в вершу через широкое основание ее, обращенное
в сторону прихода рыбы (вниз реки). Для того, чтобы забор не
могла снести и размыть вода речная и дождевая, на верхние бревна его кладутся обыкновенно тяжелые камни. Забор подобного
устройства — самый несложный и самый маленький изо всех существующих в Поморье. Такой же точно забор с одной вершей выстроен и в реке Кузе около селения Терского берега — Кузреки.
В Умбе (на Терском берегу) ставится забор в огромных размерах:
здесь и река гораздо шире, и самой рыбы идет несравненно больше.
Умбовский забор, при взгляде с горы, кажется решительным
мостом, с верхней стороной настолько широкой, что по ней можно
свободно ходить в ряд четырем человекам. Верхняя сторона этого
забора бревенчатая и называется мосты. По мостам этим к стороне
моря накладывается для тяжести значительное число огромных
камней, и чем, говорят, больше этого груза, тем плотнее сидят
мостовые бревна на перекладах (бревнах же), укрепленных на
козлах — перебоях. Эти перебои вбиты в дно реки на умбовском
заборе в шести местах. Свободные пространства, имеющие форму
треугольников, заслоняются так называемой тальёю — прутьями,
сплетенными вичьем (древесными корнями). Талья эта, имеющая
вид самого плотного частокола, опускается на дно реки в несколько
наклонном положении к стороне моря и отвесно к верхним мостовинам. Все значение ее состоит в том, чтобы рыба не могла
перейти в нее и чтобы, в то же время, не унесла ее вода. Для этой
последней цели посередине тальи, параллельно с поверхностью
воды, пришиваются тонкие хворостины, называемые сельгами.
Таких тальевых треугольников в умбовском заборе четыре, для
четырех вершей (в понойском столько же, подпорожском или
онежском десять). В этих треугольниках, как и в поньгамском,
вершина оставляется свободной, с отверстием, к которому приставляются основанием своим те же верши. Разница только в том,
что умбовские верши плетутся из самых толстых бечевок
и притом так велики, что человек может входить в них и свободно стоять на деревянной стороне конуса (лежащей при запуске
на дне), не касаясь даже головой до верху. Верша и здесь кладется
также на бок и, чтобы держалась тяжестью своей на воде, упирается вершиной, или головою, своей в коле — щипце, воткнутом
в речное дно. По кольям этим идут кольца; по кольцам свободно
поднимаются верши вверх при посредстве ворота. Верша сидит
на воде четверти на три, а чтобы и этим свободным пространством
не могла пробраться рыба вверх, опускают туда род лесенки, называемой наплескай.
Рыба, ища прохода, стукается головой о талью и, не видя
отверстия, идет в первое попавшееся, которое и приводит ее,
таким образом, в вершу. Здесь она продолжает то же стремление
свое все вперед и вперед и, не находя пути, упирается головой
в сетку и стоит, таким образом, неподвижно, как будто отдыхает.
Инстинкт не научил ее к обратному повороту в море, в котором
рыба и не может находить особой нужды, привыкши метать икру
в вершинах рек, а не в соленой воде. Как магнит железо, влечет
ее инстинкт на место, родину, в верховье реки.
Когда осматривают забор и готовятся вынимать воротом вершу,
отверстие ее, обращенное к морю, обыкновенно стараются заставить той же лесенкой — заплескаю, чтобы, во время вынимания
верши, рыба не выскользнула и не пустилась вон. Вершина —
голова верши — идет на ворот к кольцу, основание верши поднимается в то же время и на тот же рычаг на канате. Рыба, почувствовавшая себя без воды, бьется необыкновенно сильно, прыгая
одна через другую. В это время рыбаки, обыкновенно, распутывают
наверху входное отверстие (попонку) и в то же время дают рыбе
возможность несколько уходиться и успокоиться. На моих глазах,
в Умбе, рыба таким образом так сильно взмахнула хвостом, что
сшибла с ног того рыбака, который влез в вершу «кротить» добычу.
Кротят семгу обыкновенно в голову деревянной колотушкой, и если
покажется из головы кровь, рыба уже не шелохнется больше.
То же делают обыкновенно и с остальными, и, во всяком случае,
при этом требуется большое проворство и некоторая приглядка
к делу. Иная рыба до того бойка, что по нескольку десятков раз
способна вырваться из рук и спасти свою голову от кротилки.
Попадет рыбак этой деревяшкой в бок — рыба мечется еще сильнее и только припертая в переднем углу верши способна поддаться
удару. Иногда, впрочем, быстрина воды успевает прижать некоторых из рыб к куту языка верши так плотно, что обневоливает
семгу, т. е. заморит ее. Тогда уже не нужно бывает пускать в дело
колотушку: рыба на этот раз едва жива. Иногда (и это, конечно,
самая бойкая рыба) вынимается семга совершенно синяя или
покрытая множеством синих пятен, которые успевает она
наделать себе, в порывах к свободе, о деревянные скрепы верши
или стенки тайников.
|
