Поднялись рано. Доели остатки ухи, и, собственно, делать здесь больше нечего. Распрощались с Володей. До автобуса ещё полтора часа, но лучше пережду их на остановке. В тот момент я ещё не мог предполагать, насколько я прав…

Очередь на варзугский автобус была ещё небольшая. Я был одним из первых. Но чем дальше, тем сильнее сгущалась ситуация.

Автобус раз в неделю. Обслуживает кроме дальних деревень, Варзуги и Кузоменя, ещё четыре деревни, что перед ними. 21 посадочное место. Больше брать нельзя, не положено по технике безопасности. Водитель раньше брал всех желающих: стоя и кто как может, но недавно его заловили гаишники и оштрафовали на порядочную сумму. Так что теперь он берёт строго по числу посадочных мест.

А желающих уехать становится всё больше. Очень многие занимают очередь для своих родственников-знакомых, которые ещё только должны подъехать из Кандалакши на утреннем автобусе. Причём сразу на нескольких человек. Поодаль стоит частный извозчик, УАЗик-“козёл”. Но там получается дороже более чем в полтора раза.

Автобус из Кандалакши задержался часа на полтора. Страсти накаляются: всем надо ехать. Варзугский автобус открыл дверь почему-то в стороне от остановки. Толпа, естественно, ринулась, не разбирая очереди. Каким-то образом мне всё же удалось прорваться в числе первых со своим 130-литровым рюкзаком и гитарой и плюхнуться на заднее сиденье. Все посадочные места, равно как и все проходы, заполнились мгновенно. Водитель, нормальный, в принципе, парень, пытается увещевать народ: “Да я с удовольствием взял бы всех, но ведь оштрафуют!” На самом деле, главное, чтобы не было стоячих. В итоге как-то все разместились – на вёдрах, на мешках, на коленях, – неуехавших не осталось. Сейчас нас обилетят, и мы тронемся. Интересная вещь выясняется: подавляющая масса народа едет до Кузоменя, самого дальнего пункта. Остальные, за исключением двух-трёх человек, – до Варзуги. Это немного странно: Кузомень гораздо меньше Варзуги. Уже много позже я сообразил, что многие, видимо, едут не в сам Кузомень, а дальше, в те дальние деревни Терского берега, где уже нет дорог – Чаваньгу, Чапому и пр. А в Кузомени их просто встречают, моторкой или на вездеходе.

Деревни Терского района расположены в одну линию, и все, за исключением Варзуги, стоят на морском берегу, либо вблизи него. Поэтому направление из Умбы по району только одно. Но мы на него вырулим ещё не скоро. Водитель с автобусом полным пассажиров завернёт сначала в посёлок по своим делам, очень долго будет отсутствовать, потом поедет на заправку и только после этого встанет на основную трассу.

До Варзуги 140 километров. Основная трасса представляет собой сейчас уже не гравийную дорогу, как четыре года назад, а довольно хорошую грунтовку, твёрдую и плотно укатанную. Более того, от Умбы к Варзуге хоть и медленно, но тянут асфальт. Дотянули уже до 21 километра. Пересекая Турий полуостров, дорога выходит к морю, и на 28 километре первая деревня Кузрека, теперь фактически ставшая дачным посёлком.

От Кузреки дорога двоится на старую и новую. Старая, что обозначена на картах, идёт непосредственно по берегу моря, новая, по которой мы едем, – в стороне от берега, то приближаясь к нему, то удаляясь. Сейчас до Варзуги езды около двух часов, а раньше, когда ездили по старой, на это уходило часов шесть-семь. Причём, как говорят, там есть такие участки, что лучше дождаться отлива и объехать их по открывшемуся морскому дну (по куйвате, как сказали бы на Поморском берегу).

Через 11 километров после Кузреки деревня Мосеево. Совсем маленькая деревушка. Тоже используется под дачи.

Береговая линия, на которую ориентируется дорога, идёт в направлении юго-востока. И сразу за Мосеевым мы обратно пересекаем полярный круг и выезжаем из зоны заполярья. Дорога очень ровная и твёрдая, запросто пройдёт даже “Икарус”. И зачем надо гонять этот ГАЗ-66, почему бы здесь не пустить нормальный автобус? После, когда я добирался из Варзуги в Кузомень, я понял, почему тут нужен именно ГАЗ-66. Уже женщины начали своих детей стращать этим участком.

Километровые столбы стоят регулярно. На 61 километре деревня Оленица. Единственная деревня, стоящая немного в стороне от дороги. Заезжаем, едем дальше.

40 километров от Оленицы – деревня Кашкаранцы. Заезжаем, завозим почту. Сюда мне ещё предстоит вернуться.

Последний, 39-километровый перегон до Варзуги примерно до половины идёт по-прежнему вдоль берега, после чего плавно, но неуклонно забирает на север, вглубь континента. Ближе к Варзуге начинают проявляться признаки цивилизации: боковые отвороты, высоковольтные мачты. Вот наконец дорога спускается с холма, огибает его у подножья – и за вереницей аккуратненьких ёлочек уже виднеется шатёр церкви. А здесь она действительно не одна! Здесь целый комплекс. Ну, здравствуй, Варзуга! Всё-таки я до тебя добрался.

Варзуга встречает дождём. Где бы пересидеть? Можно в магазине, но там продавщица не слишком приветливая. Можно под крышей на крыльце церкви, но не основной, шатровой, а второй – низенькой, приземистой, одноглавой и по всем признакам активно действующей. А пока дождь не перестал, несколько слов о том месте, куда я только что прибыл.

Село Варзуга – первое русское поселение на Кольской земле. Его возникновение относят к XIII-XIV векам. Расположено по обеим берегам одноимённой реки. Среди терских деревень Варзуга единственная, стоящая вдалеке от моря: 13 километров по прямой и около 30 по реке. Река довольно широкая, метров 300 шириной, моста нет, работает бесплатный перевоз – мальчик на лодке. Ниже по течению, немного вдалеке, грузовики могут переезжать вброд. Однако, это небезопасно: чуть в сторону – и под водой.

Основная часть деревни на противоположном левом берегу. Здесь же исконные деревенские дома остались исключительно у реки, над обрывом, в один, отсилы два ряда. Всё, что дальше – новостройки, все сплошь из бруса, одинаковые. Метрах в двухстах от церквей строится что-то кирпичное, фешенебельное. Далее от берега ландшафт повышается, начинаются холмы, там тоже новостройки: виден ряд одноэтажных одинаковых каменных домиков, типа совхозных. Радуют глаз аккуратненькие ёлочки-свечки, растущие по склону холма.

Там, где заканчивается дорога из Умбы, куда подвозит автобус, – нечто вроде центральной площади. Здесь магазин, здесь переправа, а самое главное – здесь храмовый комплекс с недавно отстроенным домом священника, традиционная северная “тройка”: церковь летняя, церковь зимняя, колокольня. Летняя – та самая Успенская, ради которой я сюда и приехал. Шатровая, 1674 года постройки, с ярусными кокошниками на крещатом в плане срубе. Несколько ниже, чем я её себе представлял, зато без обшивки, что на фото у Ополовникова. Красивая, отреставрированная, выглядит вполне крепкой. На самом деле это не совсем так. Проседает висячее гульбище, подпёрто столбами. Полы внутри заметно неровные, стало быть, проседает и сам сруб. Когда возобновлялись службы, а это было года два назад, то служить начинали именно в ней. И она, судя по всему, плохо выдерживала такую нагрузку. Сейчас её как бы поставили на ремонт, иконы – на реставрацию, а для служб восстановили вторую церковь, Афанасьевскую.

Афанасьевская церковь поздненькая, 1857 года постройки, по площади помещения существенно превосходящая Успенскую. Квадратная в плане, с прямоугольным алтарным прирубом с востока и с таким же симметричным прирубом с запада, притвором. Четырёхскатная тесовая кровля с пикообразными окончаниями. По центру кровли едва вырастающий из неё восьмигранный барабанчик тут же венчается рядом пикообразных полиц, поверх которых встаёт следующий восьмигранный барабанчик меньшей ширины, но – якобы световой: каждая грань представляет собой небольшое оконце с расстекловкой 3´ 3. Такого я ещё нигде не видел. И венчает сооружение довольно-таки мощная гранёная глава с крестом, покрытая свеженьким лемехом.

На том берегу тоже, оказывается, есть две церкви! Одна из них, Петра и Павла, действующая, хотя к реставрации там ещё не приступали. Службы идут попеременно: то на правом, то на левом берегу. Вторая церковь левого берега, Никольская, ещё не передана, и сделать это пока непросто: в ней магазин.

Всё это нам рассказывает местный батюшка, священник, иеромонах отец Митрофан. Я уже не один, нас много. Я очень удачно присоединился к группе из Апатит, только что приехавшей сюда на тягаче. Их человек шесть вместе с детьми. Они не туристы, просто давно хотели сюда выбраться посмотреть храмы. Я их перехватил, когда они договаривались с батюшкой, чтобы открыть Успенскую церковь, посмотреть иконостас. А из Успенской церкви экскурсия плавно перетекла в Афанасьевскую.

Внутри Афанасьевской церкви довольно уютно. Её внутренний объём разделён ровно напополам вдоль, образуя тем самым два равновеликих придела – левый и правый. Храм зимний, в каждом приделе по печке. Службы идут в левом приделе. Правый пока не освящён, хотя очень скоро это должно произойти, внешне он к этому вполне готов. В каждом приделе по новенькому иконостасу, заказывали в Патриархии. Иконостасы выполнены в золотистых тонах и сами по себе смотрятся довольно красиво. Однако, применительно к деревянному храму, на мой взгляд, как-то не очень вяжется одно с другим. Хотя, в принципе, это не самый худший вариант. Недавно здесь произошло чудо: обновление Ахтырской иконы Божией Матери. Образ, потемневший от времени, вдруг сам собой просветлел.

В недалёком будущем собираются освящать колокольню, она уже почти готова. Про неё следует рассказать отдельно.

Старая колокольня не сохранилась, её возводят заново. В бригаде работает несколько местных мужиков, но руководят молдаване. То, что они построили, являет собой конструкцию типа “восьмерик на четверике” с последующим ярусом звона, завершающуюся небольшим шатёриком с главкой и крестом. Сооружение режет глаз с первой же секунды. Первое, что мне бросилось в глаза – это техническая деталь: очень маленькие выпуски кровли, вода будет стекать прямо на сруб. Непропорционально большой крест. Линии отпиленных торцов брёвен идут все вразнос, особенно это заметно на восьмерике, который, во-первых, сам немного сужается кверху, а во вторых, торцы на нём отпилены под углом в 45 градусов. Два этих обстоятельства существенно усиливают малейшие неточности при установке венцов и отклонения линии пропила. И что уж совсем ни с чем не вяжется – это возведённый на восьмерике в качестве яруса звона уродливый четверик с пропильными проёмами на каждую сторону. Я попробовал батюшке высказать свои соображения, хотя бы по поводу малых выпусков кровли. Тот удивлённо переспросил: “Да? Вообще, колокольню строят по старой фотографии”. Эту старую фотографию я потом видел. Ей соответствует только завершение, самая приличная часть построенного сооружения. На ярусе звона были, естественно, традиционные столбы. И основная конструкция была не восьмерик на четверике, а, насколько можно разглядеть на фотографии, восьмерик на восьмерике с поворотом на половину фазы. Выпуски кровли были действительно небольшими, но старая колокольня была обшита, и вода стекала не по срубу, а по обшивке. Возможно, она была поздняя и прямо под обшивку и строилась.

Однако, всё это хорошо, а дело уже к вечеру, где ночевать будем? Вопрос неожиданно решился с помощью моих новых знакомых из города Апатиты. Они просто напрямую спросили у батюшки: где бы можно было бы? И спросили очень вовремя. Как раз незадолго до этого, пока мы осматривали Афанасьевскую церковь, к батюшке подошли несколько местных женщин и попросили благословения почитать здесь в храме акафист. И как только они читать закончили, батюшка их и озадачил: кто из вас мог бы принять на одну ночь? Вызвалась одна из женщин по имени Зинаида.

Батюшка рекомендует обязательно сходить на родник, на местный святой источник, – это на том берегу, километрах в четырёх от деревни. Говорит, что удивительное, благодатное место. А от своих апатитских сотоварищей я впервые услышал название “мыс Корабль”. Это на берегу моря, километрах в 20 от Варзуги. Там раньше добывали аметисты, и сейчас это самое популярное место у здешних туристов.

Батюшка отец Митрофан деятельный и активный. Сам, судя по всему, питерский. К сожалению, здесь священники часто меняются: за два года это уже третий или четвёртый. Но отец Митрофан, похоже, серьёзно взялся за дело. В ленинградских архивах раскопал старые фотографии здешних церквей, и Афанасьевская со своим световым барабаном восстановлена именно по старому образцу. Никольская церковь с левого берега была, оказывается, очень интересная: семиглавая, 1705 года постройки. К сожалению, пока не удалось найти фотографии церкви Петра и Павла, только издали на общем снимке. Она сама по себе поздненькая, 1864 года постройки, на снимке с трудом проглядывается только завершение, как мне показалось, очень напоминающее завершение Троицкой церкви из деревни Мондино на Онеге: восьмерик со щипцеобразным завершением каждой грани, небольшой шатёрик и барабанчик с главкой. Имеется также фото утраченной ныне церкви из деревни Кузомень: обшитая, скорее всего поздняя, но формы довольно необычной. Просмотр фотографий получился беглым, нас ждала Зинаида, от кузоменьской церкви успел только запомнить два очень похожих друг на друга узеньких вытянутых объёма – храмовое завершение и колокольня.

И ещё одна информация от отца Митрофана, пожалуй, самая интересная. Недавно под его руководством восстановлен крест Безымянного Инока, на берегу моря, на 32 километре от Варзуги. У этого креста необыкновенная история.

Очень давно, в XVII веке, море прибило к тому месту утонувшего инока, в монашеском облачении, нетленного. Местные жители захотели, чтобы он был погребён по христианскому обычаю, а чтобы отслужить панихиду, надо знать имя усопшего. Стали спрашивать по всем окрестным монастырям и скитам, не пропадал ли кто из братии. И выяснилась странная вещь: никто нигде не пропадал, все на месте. Инока того так и погребли как безымянного, а через некоторое время на том месте стали замечать удивительные вещи, которых раньше не было. Там стала лучше ловиться рыба, стали происходить исцеления, – и тогда поняли, что всё это не просто так и стали это место почитать как святое, поставили крест, часовню. Ныне крест восстановлен, часовня же совсем обветшала и завалилась. Уцелевшие брёвна разобрали и разложили на том месте по сторонам света. Собираются тоже восстанавливать.

Вывод однозначный: одной Варзугой моё пребывание в этих краях ограничиться не должно. Но об этом потом. А сейчас попрощаемся с батюшкой и надо быстрей догонять Зинаиду: она уже куда-то всех повела.

Изначально наша ночёвка предполагалась в домике, где останавливаются специалисты-ихтиологи – Зинаида там сторожем, и сегодня домик должен быть свободен. Вариант отпал сразу же: ихтиологи всё-таки приехали. Остаётся одна возможность – у Зинаиды в доме. Она говорит, что места хватит всем, её девчонок сегодня не будет, они её в эту ночь подменяют на работе. Имеется, правда, один нюанс. Муж Зинаиды – как бы это поаккуратнее сказать – перебрал немного лишнего и ныне пребывает в отключенном состоянии. Судя по поведению хозяйки, особых проблем в связи с этим быть не должно, но мои новые спутники заметно смутились. Тем не менее, в дом зашли, расположились на кухне.

Домашняя обстановка хранит отпечаток жизни довольно сумбурной. Зинаида крутится, как может, работает одновременно в нескольких ипостасях. Познакомила нас со старшей дочкой Юлей. Девушка на выданье – 17 лет, красивая, статная. А вот и муж Саша проснулся. Услышал голоса, заглянул на кухню. Нормальный, в общем-то, мужик. Привёл себя быстренько в порядок и ушёл куда-то со своим крестником. Он ему теперь пытается заменить настоящего отца, недавно утонувшего.

Узнав, что я немного занимаюсь реставрацией деревянных памятников, Зина заметно оживилась и сказала, что мне обязательно надо сходить к Петру Прокофьевичу Заборщикову. Это имя я слышу уже не впервые, мне его называли ещё в Умбе, в церкви. Световой барабан и лемех на главе Афанасьевской церкви – его работа. Сходить к Петру Прокофьевичу – я с превеликой радостью, только, если можно, завтра утром, сегодня неплохо бы немного отдохнуть. Зина быстренько с ним созвонилась и сообщила вердикт: “Пётр Прокофьевич может прямо сейчас, завтра утром будет занят”. Стало быть, никуда не деться, надо бежать: “потом” ничего не бывает.

Приходится переправляться на тот берег. А обратно как? Сейчас шесть часов вечера, перевоз работает до восьми. Но об этом лучше не думать.

Пётр Прокофьевич к гостям привычный. Говорит, что все туристы, которые сюда приезжают, обязательно к нему заходят. С ним советуются даже московские архитекторы. Это и понятно: Пётр Прокофьевич в некотором роде хранитель здешних плотницких традиций, единственный такой на всё село. На вид лет 65, он является прямым потомком Климента Заборщикова, строителя Успенской церкви. Поскольку многие старые плотницкие приёмы ныне забыты, Пётр Прокофьевич до некоторых нюансов зачастую вынужден доходить самостоятельно. Но он серьёзно увлечён своим делом, изучает старые источники и намерен для музея восстановить здесь путём переборки дом купца Калачёва, 1904 года постройки. Уже проведены подготовительные работы, заготовлен частично материал. Одно плохо – толковых помощников и последователей, к сожалению, нет, работать приходится главным образом в одиночку. В 2004 году дому 100 лет, надеется успеть. Приезжай, говорит, на юбилей.

Дом этот, надо сказать, один из самых старых и один из самых больших во всём селе. Здесь вообще старых домов сохранилось очень мало. Кроме того, я был немного удивлён тем, что традиционные дома здесь очень маленькие – по сравнению с другими северными местами, скажем, с Архангельской областью или Республикой Коми. Никаких двухэтажных, никаких высоких подклетов, никаких 6-7 окон на фасаде. Низенькие домики, в основном обшитые и покрашенные, на фасаде обычно два окна стандартных размеров и одно большое, наособицу, квадратной формы, “тальянское”, как его здесь называют. И примерно с начала XX века углы рубили уже “в лапу”, без выступающих концов брёвен, так называемый “холодный угол” – в отличие от “тёплого”, рубленного “в чашу”, с выступающими концами брёвен.

Полностью совпали наши мнения по поводу новой колокольни. По поводу старой небольшое несовпадение: на основании той же фотографии Пётр Прокофьевич считает, что там был не восьмерик на восьмерике, а восьмерик на шестерике – конструкция, на мой взгляд, просто несовместимая. А насчёт восстановления церквей по старым образцам – на самом деле всё не совсем так. В алтарях здешних деревянных храмов всегда было по двое врат: царские и пономарские (северные). Южных врат не было. И, собственно, конструкция на это и рассчитывалась. А в Афанасьевской, в обоих приделах, специально под новые иконостасы в несущей стене были пропилены проёмы под южные врата. Это, естественно, ослабило сооружение.

Разговаривали мы часа два. Вернее будет сказать, разговаривал в основном он, я больше слушал. И узнал немало интересного. Например, что в Варзуге есть известный фольклорный народный хор, недавно ему исполнилось 65 лет, был большой праздник. Два года назад, путешествуя по Лешуконью, очень приятно было узнать, что моя фамилия лешуконская. Сколь же радостно было услышать сейчас, что моя фамилия, оказывается, ещё и терская! Это мои места! И я из них так просто не уеду. Вон Пётр Прокофьевич говорит, что есть ещё деревянная церковь в Кашкаранцах и ещё в какой-то из дальних деревень – то ли в Тетрино, то ли в Стрельне. Ни в Тетрино, ни в Стрельну я, естественно, в этот раз не попадаю, а вот Кашкаранцам теперь от меня однозначно не отвертеться! А ещё почему-то всё больше и больше хочется попасть в Кузомень, несмотря на то, что там ничего не сохранилось. И не ради каких-то там особенных кладбищенских крестов со скруглёнными перекрестиями на концах, которые Пётр Прокофьевич так мечтает сам научиться делать. Это лишь повод. Там – море, а находиться вблизи Терского берега и не побывать на самом берегу – это, по меньшей мере, нелепо. Пётр Прокофьевич дал пару кузоменьских адресов, к кому можно обратиться.

На переправу я, разумеется, опоздал. Пётр Прокофьевич напоследок напоил меня чаем с пирогом и совсем на прощание сказал: “Ну, уж если совсем ничего не будет на тот берег, что ж делать – возвращайся, что-нибудь придумаем”. Понятно, что странников принимать ему сейчас не с руки, к самому родственники понаехали.

Уже вечер, и жизнь в деревне потихоньку затихает. У реки тишина, никого народу, только двое пацанов в заводи рыбу удят. Говорят, что на тот берег сегодня ещё поедут. Надо ждать. А пока займёмся делом. Попробуем систематически изложить то, что довелось за этот день узнать о здешней жизни и здешних местах и то, что ещё предстоит узнать в ближайшие дни.

Когда я спрашивал, какая здесь вообще система власти – сельсовет или что, мне как-то неопределённо отвечали: “У нас – Председатель”. Возможно, я сейчас изложу картину не совсем точную, но насколько мне удалось понять, здесь мощный рыболовецкий колхоз, специализирующийся исключительно на красной рыбе и, соответственно, на красной икре. Вообще здесь “рыбой” называют исключительно сёмгу, всё остальное – это не рыба. Даже горбуша: пока она в море, её ещё можно есть, а как зашла в речку – это уже всё, на выброс. Заправляет всем делом Председатель по фамилии Калюженный. Этакий местный царёк, посему, думаю, будет вполне уместно писать его с заглавной буквы. У этого колхоза в Мурманском порту имеется штук шесть рыболовецких судов. А места здесь, в отличие от Умбы, на сёмгу необычайно богатые, сама прёт в сети, её отгоняешь, а она всё равно прёт. Продукцией распоряжается исключительно Председатель, там и экспорт, и валюта. Иностранцев сюда немало приезжает, любителей порыбачить, поохотиться. Их забросят вертолётом на какое-нибудь лесное озеро, потом только продукты подвозят. Вертолётная площадка прямо здесь, на вершине холма. Председательский Ми-8 летает постоянно, весь световой день.

Строится школа, отель, ресторан. Работяги между собой с долей иронии называют Председателя “кормилец”. Действительно, в отличие от безработной округи, работой здесь народ обеспечен. Вон Зинаида, аж света белого не видит. Однако народ своим кормильцем не вполне доволен. Как и положено местным царькам, очень многое он делает по своему произволу. Например, с одной стороны, финансирует восстановление церквей, с другой – затеял строительство ресторана в двухстах метрах от храмового комплекса, то самое фешенебельное сооружение.

Ещё один интересный момент. В магазине у меня не приняли ветхую купюру, объяснили, что все деньги вращаются здесь же, сдать их некуда, ближайший банк в Умбе. Опять же здесь заправляет Председатель: он поставляет товар, он же забирает выручку.

Вопреки моим ожиданиям здесь бывает довольно много туристов, в основном из ближних мест – мурманские, питерские. Вероятно, поэтому, а может быть в связи с активным строительством капитализма в отдельно взятом селе, здесь, в отличие от Вашки или Мезени, пришлых людей привечают не особо. Могут просто не заметить. Возможно, так было не всегда. Пётр Прокофьевич рассказывал, что в былые времена на любой рыболовецкой тоне проходящего путника всегда бы приняли, накормили, позволили отдохнуть. Сейчас такое осталось, пожалуй, только за устьем Варзуги, в дальней бездорожной части Терского берега.

С другой стороны, поскольку здешний народ к туристам привычный, не приходится никому подолгу объяснять, кто я такой и что здесь делаю, что я просто путешествую, знакомлюсь с местами, общаюсь с людьми, фотографирую церкви. По прошлому опыту знаю, что это не всегда воспринимается адекватно. Бывало даже, что считали это психическим отклонением: как же, забраться в такую даль, не на рыбалку, не на охоту, не за ягодами, а просто, чтобы сфотографировать полуразрушенные церкви.

Однако пора кончать это лирическое отступление, похоже, ребята были правы: кто-то определённо спускается к лодке. Да это же Стас, из тех, что колокольню строят, бригадир. Возвращается от своей девушки. Та его провожает, радостная, счастливая. Молодцы пацаны! Всё про всех знают.

Лёгкие сумерки, середина реки, тишина, только шуршание вёсел, лодка медленно движется к противоположному берегу. Кажется, что больше в жизни ничего и не нужно. Чувство какой-то необыкновенной полноты. Может быть, именно это и называется счастьем?..

Всё, быстро до дома! Меня, наверное, уже заждались. Так, кажется знакомые лица. Точно – Александр, Зинаидин муж со своими приятелями, кучкуются за магазином. С целью, надо полагать, вполне определённой. Хоть виделись мельком, но он меня узнал, поприветствовал, даже выпить предложил.

Дома с удивлением обнаружил, что мои сотоварищи из Апатит все куда-то бесследно исчезли. Зинаида удивлена не меньше моего. Но, в конце концов, ей теперь проще. Девчонок сегодня действительно не будет, и я расположился в их комнате, согласившись поработать утром в качестве будильника.

Утром Зинаиде бежать на работу, мне тоже желательно не мешкать. Быстренько попить чайку с тем, что осталось, и вперёд. Надо только уточнить один момент.

Судя по автостопному описанию, в Варзуге должна быть рабочая столовая. Как выясняется, она действительно есть. В гараже. Как говорит Зинаида, самый обшарпанный вагончик. Сегодня там дежурит Ира, её подруга. Надо ей сказать, что я от Зины, тогда она покормит.

Раннее утро, солнце с востока. Сделать здесь пару предварительных кадров, да и на тот берег: сегодня предстоит обширная программа.

Левобережная часть села не совсем обычная. Узенькие пешеходные улочки, совершенно не приспособленные для проезда машин. Это и понятно: машина сюда сможет проехать разве что зимой, по льду. А вот и церкви. Небольшое неудобство: окружающее пространство застроено домами, трудно выбрать точку для съёмки.

Никольская церковь, в которой магазин, довольно обширная по размерам и, что интересно, сильно растянута в ширину по линии север–юг. Центральный объём, с далеко выступающей пятигранной алтарной апсидой, перекрыт на четыре ската и расширен наличием двух симметричных довольно объёмных приделов, несколько меньших по высоте. Семь глав здесь могли располагаться таким образом: пять над центральной частью и по одной над каждым приделом. Если смотреть с западной стороны, то весь этот широкий объём как-то вдруг резко обрывается одной общей стеной. Возникает ощущение, что раньше здесь что-то было пристроено ещё, хотя нет никаких видимых следов, всё скрыто под обшивкой. Но крыльцо-то, по крайней мере, должно было быть.

Церковь Петра и Павла представляет собой длинный однородный объём с полностью утраченным завершением, перекрытый на два ската и заканчивающийся с восточной стороны пятигранной алтарной апсидой. Только небольшой деревянный крест, прибитый над входом, свидетельствует о том, что это действующая церковь.

Рядом с церковью Петра и Павла стоит некое бревенчатое сооружение, перекрытое на два ската, похожее на сарайчик средней величины. Но это не сарайчик. Это то, что осталось от колокольни, её нижняя часть. Таким образом, хотя и в урезанном виде, но здесь присутствует вся храмовая “тройка”.

Невдалеке стоит большой двухэтажный дом с явными признаками запустения – бывший дом священника. Зрелище он собой являет сейчас довольно невзрачное, не стоит его даже и снимать. Пора двигать на родник. Дорогу Пётр Прокофьевич описал вчера довольно подробно.

Родник находится на ручье с названием Собачий. И сам родник до недавнего времени тоже назывался Собачьим. Сейчас его освятили во имя Владимирской иконы Божией Матери, после чего он стал называться родником Владимирской иконы.

Главное – правильно встать на лесную тропу. Сначала подняться на “первую гору” – холмистую береговую гряду – и, перевалившись через неё, очутиться будто бы в другом мире – в длинной ложбинке с удивительной тундровой природой: низенькая травка, редкие малюсенькие сосенки, берёзки, можжевеловые кустики, россыпи вереска, небольшие озерца. Потом “вторая гора”, на которой старый аэродром. Оставляя в стороне старое здание аэропорта, стёжка определённо ведёт сквозь взлётную полосу, песчаную и хорошо раскатанную, и, сливаясь с другими такими же стёжками, выходящими с разных концов деревни, входит в лес и превращается в хорошую тропку. Кажется, вышел правильно.

А это что за громадный прогал по правую сторону? Лесное озеро? Какая, однако, ровная, зеркальная водная гладь! Деревья отражаются идеально. Ёлы-палы, да это не озеро! Огромная пропасть, провал с десятиэтажный дом, поросший лесом, с гулко журчащим ручьём на дне. Пётр Прокофьевич называл мне ориентир “Собачья яма”. Видимо, это она и есть.

Всё замечательно, однако какое-то странное ощущение. Что-то не так. Невероятно! Комаров нет! Совсем нету комаров! Почему? Так не бывает. 17 июля, самое комариное время на Северах. И, тем не менее, накомарник не нужен. Можно даже снять штормовку, остаться в футболке, потому что жарко. И ещё совсем не нужны сапоги-болотники, в них только ноги парить – тропинка сухая и очень хорошая.

Вот первый ручей, через некоторое время второй ручей, тот самый Собачий, где мостик с перилами, потом левый отворот от основной тропинки, и вот он родник.

Вода в роднике слегка сладковатая и очень приятная на вкус. Несколько старых деревянных крестов, небольшая иконка, свеженький дощатый настил, скамеечка. Чуть в стороне два столбика с перекладиной, на которой развешаны штук пять деревянных черпаков, настоящих, старинных, долблёных. Здесь традиция: надо три раза окатить себя водой из родника. Ну, я на такое не сподобился, покропил на себя символически из самого маленького черпачка.

В таких местах обычно бывают полчища комаров. И здесь они тоже есть. В количестве нескольких представителей. Раза три даже укусили.

Хорошо здесь, однако, дело к полудню. Набрать бутылочку водички, да и обратно, на правый берег. Солнце уже должно встать на южную сторону, надо делать основную серию снимков. Я стал привередливым в последнее время – подавай мне для съёмки исключительно хорошую погоду, лучше всего солнце в дымке…

Утомляет эта всегдашняя беготня в поисках оптимальной точки съёмки. В таких поездках меня всегда охватывает какая-то страсть: обязательно надо всё запечатлеть на фотоплёнку. Будто бы я сюда приезжаю исключительно ради этого.

Всё, пора идти искать столовую. Официально у рабочих обед с двух до трёх, Зинаида говорит, лучше появиться пораньше, за полчаса.

Метров 300 по основной дороге на Умбу, потом левый отворот – там гараж. Обшарпанный вагончик-столовую нашёл не сразу. Назвал Ире пароль: “Я от Зины”. После этого началось нечто фантастическое.

Сначала передо мной поставили пол-майонезной банки красной икры. Принесли большущий таз с салатом – бери сколько хочешь. Огромную, до верха наполненную тарелку грибного супа. Внушительную горку картофельного пюре с котлетами из красной рыбы. Чуть не вырвалось: “А компот?” Ну а если говорить по правде, на таких трассах всегда возникает проблема с полноценным питанием, просто некогда им заниматься. Теперь же я заправлюсь, пожалуй, на целые сутки.

Ну хорошо, и сколько же с меня за такой царский обед? Ответ был лаконичным:

– Всё. До свидания.

Это уже совсем ни в какие ворота. Так не бывает.

– Бывает. В Варзуге.

Ну вот – поели, теперь можно и поспать. Или съездить куда-нибудь ещё, в какой-нибудь Кузомень. Мужики в столовой сказали, туда сегодня должна быть машина, УАЗик лесничего, Вишнякова Геннадия Власьевича.

Вишняковский УАЗик-фургон одиноко стоит в гараже. Когда поедет – неизвестно. Хозяина нет уже довольно долго. Хуже всего, что я не знаю его в лицо. А ещё очень жарко в сапогах. Добежать что ли до дома переобуться? А если уедут без меня? Ладно, в такой ситуации всё равно не угадаешь, попробуем сбегать.